…А потом от тебя уходит твой родной, любимый, твой самый правильный кот. И ты ищешь его, просеяв пространство сквозь сито, диаметром в три километра, даешь объявления, растут перепосты в фейсбуке, ты находишь пять похожих котов, но не своего. Друзья от тебя отодвигаются, как от хрустальной, хоть ты и не жалуешься. Ты знаешь все помойки в округе и тайные проходы между гаражами. Это нулевой этаж, на уровне колена, в него просто надо заглянуть. Сколько же их, разных, сытых, голодных, независимых, зависимых, белых, черных, рыжих и полосатых, – они смотрят на тебя своими прозрачными глазами, ты здороваешься с ними, а они с тобой. С тобой здоровается смешная собака с ушами-парусами и получает от тебя кусок хлеба и сосиску. Ты покупаешь печёнки в три раза больше, потому что среди них уже есть знакомые. Там, на нулевом этаже, своя жизнь.

Дворник сорвал большое объявление с подъезда, на котором была фотография белого кота и текст «Потерялся!», скомкал его и выбросил в мешок с мусором. Некоторые люди очень странные – им подавай какого-то определенного кота, а какая разница? Бери любого, пусть живет. Вон сколько белых, и маленькие, и большие, выбирай. Нет же, они ищут.

Самурай был очень любимым котом. Он прожил со своей Хозяйкой долгих шесть лет, или коротких шесть лет, и называл ее Императором. И любил соответственно, как буси своего императора. Он родился и вырос на улице, его подобрали котенком, возле какого-то подвала. Особо перемене участи он не сопротивлялся, но навсегда остался уличным. Улица для него была родной. Он не единожды приходил в костюме победителя – изодранный и покусанный, но с неизменно гордо поднятым хвостом. Самурай был глух, реагировал на колебания почвы, и еще какие-то свои у него были ориентиры, он мог вцепиться в глотку огромной собаке и выйти победителем. Самурай – что тут говорить. Воин, который всегда был готов к смерти. Не готов к смерти Самурая был только Император.

Проходила уже пятая неделя поисков. С того момента, как Самурай не пришел домой ночевать и на третью ночь. Нет, он и раньше уходил надолго, но только это долго так не беспокоило, как в этот раз. Император прочесал все в округе, познакомился с кучей собак и их владельцев, они звонили ему на телефон, если видели какого-то белого кота. Сколько же их, белых! Никогда раньше такого не было, белым котом был единственный ее кот. А тут развелось! И они при этом не подходят близко, убегают. Все подходят, а белые как заколдованные.

В какой-то момент Императору показалось, что Самурай умер и рулит с того света всеми белыми котами, чтобы отдалить своего Императора от того дня, когда он, Самурай, не пришел. Потому что надежда. Потому что можно вытереть слезы и подумать: ну вот этот, который бегает у девятиэтажки, точно он. И ухо подранное, и глаза желтые, и здоровый. Загулял просто. Так бывает. В интернете на форумах пишут, что иногда по два месяца домой не приходят. Неожиданно: всю жизнь сидели дома, а потом как с катушек сорвались. Один старый четырнадцатилетний кот ушел из дома, нашли на теплотрассе, через два месяца. Какал сеном. Он что, сено жрал там, пока сидел? Почему домой не шел? Поди разберись, что там творится в этих маленьких черепушках с ушами.

Сложнее всего было одновременно работать. Ты же не можешь сказать работодателям: отстаньте от меня, я кота ищу. Люди просто не поймут.

Когда у тебя случается что-то серьезное – это одно дело. А когда кот ушел – это не повод. А его надо искать, по три раза в день обходя огромные территории. Где-то хотя бы должен лежать его труп? Нет трупа, значит просто пропал без вести. Пропал без вести – возможно, что живой…

Император дописал текст, надел кроссовки, взял печёнки, домашние молча проводили его взглядами. Вечером еще одна точка, возле заброшенного завода, там тоже есть белый котик, непонятно только, кот или кошка?

Он вышел через заднюю дверь и пошел к гаражам.

– Я сталкер, я сталкер… – повторял Император. Кастанеда перевернулся в гробу, хрумкнул мухомором и расхохотался.

– Нельзя вот так просто взять и стать сталкером! – сказал он.

– Много ты понимаешь, старый мухоморщик, – огрызнулся Император.

Но Кастанеда был прав. Было сложно поймать настрой охотника и ходить на цыпочках внутри себя. Постоянно хотелось плакать.

– Я сталкер! – повторил Император. Утер слезы, сцепил зубы и пошел на пустырь.

Внутри, конечно, уже давно поселилась уверенность, что Самурая больше нет. Но упрямые мозги отказывались верить. Мы верим интуиции, когда она за нас, когда в нашу пользу ситуация. Когда не в нашу, проверяем ее по сто раз. Интуиция обижается. Замыкается в себе и отказывается с нами разговаривать.

В доме, как велит кошачий шаманизм, ножки у всех столиков были завязаны веревками. Возле двери стояла миска с водой, на окне – свечка. Были не единожды прочитаны мантры на возвращение, молитва святому Трифону, и даже Николай Угодник был побеспокоен по поводу кота. Если Николушка не помог, значит точно нет. Умер. И смотрит с небес на бедного своего Императора, и рулит белыми котами.

Логика бунтовала. Никто никогда не хочет верить в худшее.

До самого конца. Есть внутренняя история, по которой убежавший кот нашел другую семью. Мало ли, попал в беду, подобрали, вылечили, жить остался. Придет проведать года через полтора. Всяко бывает.

О кошках перестаешь плакать, когда открываешь список человеческих потерь. Плакать о кошках становится несерьезным и местами кощунственным. Это всего лишь кошки. Но у сердца нет отделов для кошек и людей. Были бы, было бы проще – вот эти 90 процентов принадлежат людям, а вот этот маленький уголочек – для кошек. Но сердце одно, болит и кровоточит все равно.

А они уходят, оставляя в нас чувство вины. Потому что всегда где-то таится мысль, что именно ты виноват в том, что случилось. Что бы ни случилось.